Великие мифы: Великая Депрессия
Популярная вирусология.
Володимир Золотарев
Великая Депрессия всегда была объектом интереса как ученых – социолгов, политологов, историков, так и широкой общественности, прежде всего, в лице журналистов и политиков. Это неудивительно – ведь кризис, который охватил весь мир, совпал с триумфом социализма в Германии, Италии и США в середине 30-х гг и во многом стал его причиной. Представления о том, что государство должно и, главное – может «управлять» экономикой (а значит и всем прочим в обществе) утвердились именно тогда и Великая Депрессия и политика «Нового курса» президента Рузвельта долгое время служила для этого аргументом.
Сегодня мы точно так же повсеместно сталкиваемся с постоянным упоминанием о Великой Депрессии, мнением о «крахе капитализма» и рецептами регулирования всего на свете всезнающим, всекомпетентным и абсолютно бескорыстным правительством. Для Украины тема депресии 30-х ничуть не менее актуальна, чем для США, ведь у нас теперь есть всамделишний экономический кризис равно как и демагоги вроде Тимошенко, которые готовы им воспользоваться ради получения абсолютной власти. Нам также хорошо известен результат деятельности подобных «антикризисных» политиков в 30-е годы, особенно в Германии и Италии. Однако, боюсь, что при этом ключ ко всем этим знаниям – события Великой Депрессии, остается для большинства из нас загадкой.
Что мы на самом деле знаем о Великой Депрессии и «Новом курсе»? Вспоминаю, как в начале 90-х, наши экономисты в один голос рекомендовали учиться у «Нового курса». Сейчас в это трудно поверить, ведь наши негоразды начала 90-х имели совершенно иную природу, чем классический кризис «капиталистической экономики», который начался в США в конце 20-х годов 20 века. Между тем, ссылающиеся на Рузвельта специалисты смело прописывали нам рецепты от совсем другой болезни и это обстоятельство лучше всего говорит о том, что они понятия не имели, в чем именно состояла ситуация кризиса 30-х. Впрочем, не думаю, что сегодня мы знаем больше.
Итак, мы знаем, что Рузвельт стал президентом, когда кризис уже начался. Мы знаем, что он пришел к власти под «антикризисными» лозунгами. Мы знаем, что он развил сумасшедшую активность в этом направлении: многие, например, слышали о программе «общественных работ». Мы знаем, что кризис в конце-концов закончился с началом Второй мировой войны. Однако, логика учит нас правилу, что «после того» не означает «вследствие того». Иначе говоря, вопрос, какова заслуга Рузвельта и «Нового курса» в том, что кризис закончился, остается открытым.
Точнее сказать, в силу типичной логической ошибки из предыдущего предложения и ситуации, которая очень знакомо для нас описывается формулой «воно ж працює», общественное мнение склонно было считать „Новый курс» удачной политикой. Действительно, Рузвельт умудрился стать президентом целых четыре раза, несмотря на традицию, подкрепленную 22-й поправкой, не избираться больше двух раз. Это говорит о том, что хотя бы один раз, когда он избрался до войны (во время войны, как правило, избиратели не склонны менять правительства), большинство американцев доверяло его политике.
Однако, хорошо известно, что мнение избирателей не всегда основано на объективных оценках. От объективной оценки «Новый курс» спасла война, послевоенная эйфория, затем холодная война. Правда, экономисты всегда ставили под сомнение многие аспекты рузвельтовской политики, но они, конечно, находились на переферии общественного внимания. Традиция, которая сложилась к тому времени, предписывала с пиететом относиться к той шумной активности, которую проявляло правительство США в 30-е годы.
Нынешний кризис подтолкнул интерес к этой теме и оказалось, что к этому времени «Новый курс» уже был детально исследован экономистами и оценен весьма критически. Причем, что особенно показательно, в работах, которые первоначально не были специально ему посвящены. Так, первый удар по оценке политики Рузвельта нанесла «Монетарная история США» Милтона Фридмана и Анны Шварц – монументальное ислледование, вышедшее в 1963 году и, как видно из заглавия, посвященное несколько другой теме. Усилия экономистов вызвали в США целую волну публикаций (начавшуюся еще задолго до нынешнего кризиса), в которых пересматривается, а точнее – рассматривается деятельность Рузвельта. Прорывом стала книга историка из Стенфордского университета Дэвида М. Кеннеди «Свобода от страха: американский народ в годы депрессии и войны». «Чем бы он [«новый курс»] ни являлся, - отмечал автор, - это была не программа по оздоровлению экономики, и уж по крайней мере не эффективная программа». Эта книга получила Пулитцеровскую премию в 1999 году и за ней последовало множество других работ на эту тему. Так что сегодня мы располагаем достаточным материалом.
Кризисы
Чтобы понимать, о чем пойдет речь дальше, пожалуй, достаточно здравого смысла и обычной логики. Но, чтобы понимать хорошо, нужно все-таки сначала сказать несколько слов об экономических рецессиях. Кризисы могут быть вызваны разными причинами. Например, наш кризис 90-х был, прежде всего, кризисом институциональным, он был вызван огромными сдвигами, случившимися тогда в обществе. Бывают кризисы, вызванные войной, неурожаями и т.п., но, в целом, кризисы такого рода крайне редки. В основном, для «капиталистических» стран характерна рецессия, которая имеет одну и ту же природу и регулярно посещает эти страны.
Причина рецессий состоит в хронически больной финансовой системе. Финансовая система, как нетрудно догадаться, является основой экономики, ведь деньги являются основой обмена между людьми. К кризисам приводит неспособность банков выполнить свои обязательства, поскольку банки производят денег больше, чем хранят. Поэтому в экономике появляются «фидуциарные» деньги, которые возникли не благодаря появлению новой стоимости, - то есть, труду, смекалке и даже хитрости конкретных людей, а благодаря действию банковского мультипликатора. Начинается так называемая кредитная экспансия, создается впечатление экономического роста. Пока все идет хорошо, банки в состоянии удовлетворять требования клиентов, поскольку они не имеют массового характера. Однако, малейшие негативные подвижки в экономике способны разрушить эту идиллию. Ведь во всех случаях, когда конъюктура меняется в худшую сторону, субъекты рынка ведут себя одинаково – они стремятся защититься от этого. В таких случаях всегда происходит бегство в ликвидность – вы продаете рисковые бумаги и покупаете менее рисковые и так далее. В конце концов, вы все оказываетесь в банке - в месте, где находятся средства, обладающие максимальной ликвидностью, то есть деньги. И тут выясняется, что этих средств попросту нет, ведь банки все это время производили денег больше, чем хранили и теперь, когда клиенты пришли все сразу и потребовали выполнить обязательства, оказалось, что банк не может этого сделать.
С другой стороны, все время, пока длилась кредитная экспансия банковской системы, предприниматели, воспринимая «дешевизну» денег как снижение процентной ставки (то есть, как признак расширения и роста экономики), расширяли производство и начинали новые проекты. Однако, на самом деле реальная процентная ставка (цена обмена настоящих благ на будущие блага) в обществе не изменилась и вскоре предприниматели обнаруживают это в виде нехватки денежных средств. Банки к этому времени тоже не имеют ресурсов на поддержание пониженой ставки. Кроме того, в это время у них уже обычно толпятся клиенты из предыдущего абзаца. Фидуциарный пузырь лопается.
Как видим, рецессия имеет микроэкономический характер. Она имеет вид массовой ошибки предпринимателей, введенных в заблуждение «низкой» ставкой процента. Разумеется, кризис великолепно отображается и на макроэкономическом уровне. Например, денежная масса во время финансового кризиса всегда «схлопывается» и начинается дефляция, которая выражается в падении цен. Однако, это скорее следствие, чем причина. Макроэкономические воздействия способны подтолкнуть начало кризиса (или усугубить его, когда он уже начался), однако, вряд ли способны помочь его преодолеть.
Кризис – это реакция рынка на попытки банковской системы обмануть природу, предложив ставку процента слишком отличающуюся от реальной. Поэтому преодоление кризиса состоит в деятельности предпринимателей, исправляющих свои ошибки.
Итак, отметим три вещи. Первое – кризисы всегда вызываются разными внешними толчками – проблемами «восточных тигров», как в 1998 году или лопнувшим пузырем ай-ти компаний, как в начале 2000-х, но всегда имеют одну и ту причину. Эта причина состоит в способности банковской системы выдавать денег больше, чем хранить, (что начинает кредитную экспансию) и ее неспособности выполнять обязательства, когда эта экспансия заканчивается. Именно это качество делает кризисы регулярными – сначала накачка фидуциарными средствами, затем «схлопывание» денежной массы, болезненное приведение структуры производства в соответствие с реальной ситуацией, затем новая накачка и т.д.
Второе. Не все кризисы имеют такой разрушительный характер, как Великая Депрессия. Чаще всего, мы имеем дело с рецессиями, которые вообще незаметны широкой публике. Например, после Второй мировой войны США прошли через 11 рецессий, но только некоторые из них «тянут» на звание кризиса. Правда, это отнюдь не означает, что регулярные рецессии – это неизбежное зло, с которым мы должны мириться. Скорее напротив, ведь рецессию в кризис превращает, прежде всего, политика государства и Великая Депрессия дает нам именно этот урок.
Третье. Лучшая политика государства во время кризиса – воздержаться от любых макроэкономических мер и сосредоточиться на микроэкономических. Попросту говоря, облегчить условия для того, чтобы предприниматели быстрее исправили ошибки.
Достижения
Итак, Великая Депрессия была самым длительным и самым разрушительным экономическим кризисом, с которым сталкивался западный мир. Она началась в 1929 году и продолжалась почти 12 лет до 1941 года. Как пишет Лоуренс Рид: «За четыре года - с 1929 по 1933-й - объем производства на американских заводах, шахтах и электростанциях сократился более чем вдвое. Реальные доходы населения после уплаты налогов снизились на 28%. Стоимость ценных бумаг сократилась на 90% по отношению к максимальному уровню, достигнутому до краха. Число безработных американцев выросло с 1,6 миллионов в 1929 году до 12,8 миллионов в 1933-м. На пике депрессии безработные составляли четверть трудоспособного населения США, и впервые после окончания Гражданской войны в стране замаячил призрак мятежа». Продолжает экономист Джим Пауэлл: «В период «нового курса» среднегодовой уровень безработицы в стране составлял 17,2% трудоспособного населения. Ни разу за все 30-е годы он не опускался ниже 14%. Несмотря на эпизодическое оживление в экономике, объем ВВП душу населения даже в самом «благоприятном» 1937 году не дотягивал до уровня 1929 года. В период Великой депрессии уровень налогообложения в США вырос в два с лишним раза, а налоговые поступления в федеральный бюджет увеличились с 1,6 миллиардов долларов в 1933 году до 5,3 миллиардов в 1940-м. Доля федеральных налогов в объеме ВВП за период 1933-1940 годов резко повысилась - с 3,5 до 6,9%. Простых граждан непосредственно затронуло повышение пошлин на алкоголь и вычетов из зарплаты на социальное обеспечение. Рузвельт еще больше увеличил налоговое бремя, повысив подоходный налог для физических и юридических лиц, акцизы, налоги на недвижимость и имущество, передаваемое в дар. Он ввел налог на нераспределенную прибыль.»
Ну и, наконец, мало кто знает, что Великая Депрессия фактически состояла из двух депрессий. За «пиком» 1937 года, когда невзирая на все усилия правительства экономика начала было поправляться, последовал новый резкий спад производства. Как отмечали Милтон Фридман и Анна Дж. Шварц в «Монетарной истории США», это был «единственный известный нам случай, когда за одной глубокой депрессией сразу же последовала другая». Этот второй спад (как и первый) был вызван хаотичной деятельностью правительства.
Часть II
Великая Депрессия началась при президенте Гувере. В мифологии Великой Депрессии Гувер считается «либералом-рыночником», не сумевшим удержать кризис, с которым справился победивший его социалист Рузвельт. Однако, это не так. Неважно, что Гувер говорил сам о себе, важно, что он делал. Уильям Нисканен пишет: «При Гувере четыре шага в сфере экономической политики, предпринятых федеральными властями, превратили обычную рецессию в Великую депрессию: речь идет о повышении таможенных тарифов, усилении влияния профсоюзов, увеличении предельных ставок налогообложения и сокращении денежной массы.»
Тарифный закон Смута-Хоули был принят Палатой представителей Конгресса США в мае 1929 года - еще до биржевого краха, последовавшего в октябре, - и введен в действие в июне 1930-го, несмотря на возражения ряда экономистов и нескольких ведущих представителей деловых кругов. Хотя большая часть зарубежных товаров по-прежнему ввозилась в страну беспошлинно, 60-процентное повышение тарифов затронуло 3200 видов импортируемой продукции. Более того, большая часть пошлин исчислялась в долларах на единицу товара, так что в результате последующей дефляции реальный размер тарифов увеличился. Закон спровоцировал настоящую тарифную войну. 60 других государств пошли на ответную меру - введение собственных импортных тарифов. Повышение пошлин и экономическая рецессия к 1933 году привели к снижению общемирового товарооборота примерно на две трети, а уровень безработицы в США, составлявший к моменту принятия Закона Смута-Хоули 7,8%, увеличился в 1933 году до 25,1%.
Масштабы последствий описывает профессор Барри Поулсон: «Тариф Смута-Хоули имел не только глубокий, но и широкий характер, поскольку применялся к огромному множеству товаров. До его принятия настенные часы облагались 45%-ной пошлиной; закон повысил ее до 55% плюс еще 4,50 долларов за единицу товара. Пошлины на зерновые были повышены примерно вдвое. Были введены пошлины даже на кислую капусту - впервые в истории. Товаров, не облагавшихся пошлинами, осталось совсем мало - и среди них, как ни странно, - пиявки и скелеты (один острослов ехидно заметил, что это, возможно, была политическая подачка Американской медицинской ассоциации).
Пошлины на льняное масло, вольфрам и казеин ударили, соответственно, по американской лакокрасочной, сталелитейной и бумажной промышленности. По закону Смута-Хоули были введены пошлины более чем на 800 комплектующих, используемых в автомобильной промышленности. На фабриках по производству дешевой одежды из импортной регенерированной шерсти работало 60 000 человек - большая их часть осталась без работы после повышения пошлины на регенерированную шерсть на 140%».
Сокращение импорта всегда означает сокращение экспорта. Даже без ответных действий других правительств, сокращение импорта означет уменьшение поступлений вашей валюты тем, кто мог бы у вас что-нибудь купить. «Либерал-рыночник» не может не понимать таких вещей, так что «рыночная» репутация Гувера – это скорее, метафора.
Другим последствием закона Смута-Хоули стал кризис сельского хозяйства – в результате ответных мер других государств, американские фермеры потеряли почти треть рынков сбыта. «В условиях сельскохозяйственного коллапса разорилось рекордное число провинциальных банков, а вместе с ними - сотни тысяч их клиентов. В 1930-1933 годах в Соединенных Штатах закрылось девять тысяч банков. Фондовый рынок, в значительной мере восстановивший позиции, потерянные после «черного четверга», упал на 20 пунктов в тот день, когда Гувер подписал Закон Смута-Хоули, и падал почти безостановочно следующие два года» – пишет Лоуренс Рид.
Гувер не был «рыночником» и в трудовых отношениях. В течение месяца после краха фондового рынка он проводил совещания с ведущими бизнесменами, пытаясь вынудить их сохранять зарплаты на искусственно завышенном уровне, невзирая на падение как доходов, так и цен. В 1929-1933 годах потребительские цены упали почти на 25%, в то время как зарплаты в номинальном выражении снизились всего на 15% - в реальном выражении это означало существенное повышение оплаты труда, что является одним из важных компонентов издержек на ведение бизнеса. Как отмечает экономист Ричард Эбелинг, «политика "высоких зарплат", проводившаяся администрацией Гувера и профсоюзами... привела лишь к удорожанию рабочей силы и новому витку безработицы».
Гувер резко увеличил расходы государства на субсидии и программы вспомоществования. Всего за год - с 1931 по 1932-й - доля федерального правительства в ВНП повысилась с 16,4 до 21,5%. Сельскохозяйственная бюрократия Гувера выделяла сотни миллионов долларов производителям пшеницы и хлопка, хотя новые тарифы опустошили их рынки. Его «Корпорация финансирования реконструкции» бездумно раздавала миллиарды долларов на субсидии для бизнеса.
Кроме того, Гувер отличился и в налоговой политике. В 1932 году Конгресс принял, а Гувер подписал Закон о прибыли (Revenue Act). То было крупнейшее в истории повышение налога в мирное время: подоходный налог увеличился вдвое. На самом деле, для налогоплательщиков с самым высоким уровнем доходов он повысился более чем в два раза - с 24 до 63%. Были снижены налоговые вычеты, отменены налоговые льготы по трудовому доходу, повышены корпоративные налоги и налоги на недвижимость, введены новые налоги на подарки, бензин и автомобили, а кроме того, резко повышены почтовые тарифы. «К 1933 году эта комедия ошибок породила чудовищные цифры: уровень безработицы в стране вырос до 25%, но по отдельным городам статистика вообще казалась непостижимой. Из Кливленда сообщали, что безработные составляют 50% рабочей силы; Толедо - 80%; по некоторым штатам уровень безработицы превышал 40%. Обоюдоострый меч - снижение прибыли и увеличение числа заявок на пособие по безработице - сделал свое дело: многие муниципалитеты оказались на грани разорения. В Нью-Йорке закрылись школы, а долг перед чикагскими учителями составил около 20 миллионов долларов»- пишет Лоуренс Рид.
И, наконец, монетарная политика. С 1921 года по 1929 по оценкам Мюррея Ротбарда денежное предложение выросло на 60%, то есть, происходила та самая кредитная экспансия, о которой мы писали в предыдущей заметке. Очевидно, обратная реакция рынка началась еще в 1928 году. Тогда ФРС начала проводить меры по сокращению денежной массы, увеличив свою учетную ставку с января 1928 года по август 1929-го четыре раза с 3,5% до 6%. Такую активность центрального банка можно считать верным признаком начала кризиса. Раздутый фондовый рынок рухнул в «черный четверг» 24 октября 1929 года, что является официальной датой начала Великой Депрессии. Неизвестно, могла ли ФРС спасти фондовый рынок, однако, совершенно точно ей не следовало продолжать сокращать денежную массу (которая сокращалась и без ее усилий). Денежная масса в США сократилась на треть с августа 1929 года по март 1933-го, что стало гигантским тормозом для экономики
Новый курс
Интересно, что миф о Гувере-«рыночнике», наверное, достаточно позднее изобретение. Сам Рузвельт, победивший Гувера в 1932 году отнюдь не считал его «рыночником». Кандидат в вице-президенты Джон Нэнс Гарнер вообще заявлял, что Гувер «ведет страну на путь социализма».
Рузвельт обещал ограничить вмешательство государства в экономику, сократить на 25% расходы федерального правительства, сбалансировать федеральный бюджет, сохранять обеспеченность денег золотом «при любых обстоятельствах», вывести государство из тех сфер, в которых должно господствовать частное предпринимательство, и покончить с «экстравагантностью» сельскохозяйственных программ Гувера.
Интересно, что в своих обещаниях, которые были, замечу, горячо поддержаны избирателями (за Рузвельта проголосовало 472 выборщика против 59), как раз Рузвельт выглядит «либералом-рыночником». Однако, как вы уже, наверное, догадались, Рузвельт не собирался выполнять свои обещания. «Новый курс» оказался совсем не тем, что он обещал. Как объяснял несколько десятилетий спустя один из архитекторов политики Рузвельта в 30-е годы Рексфорд Гай Тагвелл: «Тогда мы в этом не признавались, но практически весь "Новый курс" был экстраполяцией программ, начатых Гувером».
Некоторые соратники нового президента были возмущены тем, как быстро он отказался от обещаний. Например, Льюис Дуглас, директор Бюджетного бюро, ушел в отставку, проработав в этой должности всего год. Несколько позднее, в 1935 году, Дуглас очень четко описал суть происходящего и тот выбор, который возник перед гражданами США. Приведу его слова, так как они актуальны для многих стран по сей день:
«Что предпочтем мы, граждане великой страны, - покориться деспотизму бюрократии, контролирующей каждый наш шаг, разрушающей завоеванное нами равенство, превращающей нас в нищих рабов государства? Или держаться тех свобод, за которые человек боролся более тысячи лет? Важно понимать масштаб стоящего перед нами вопроса... Если мы не выбираем тиранию бюрократии, которая контролирует нашу жизнь, разрушает прогресс, снижает уровень жизни... то разве функцией федерального правительства в демократическом государстве не должно быть ограничение своей деятельности тем, с чем может адекватно работать демократия - например, обороной страны, поддержанием правопорядка, охраной жизни и собственности, недопущением мошенничества и защитой рядовых граждан от влиятельных кругов, обладающих особыми правами и интересами?»
Итак, получив президентство на волне истерии, вызванной неудачными мерами правительства Гувера по борьбе с кризисом, Рузвельт быстро позабыл о предвыборных обещаниях и просто продолжил дело своего предшественника.
Суть «Нового курса». Магическое мышление
Несмотря на то, что «Новый курс» включал в себя множество мероприятий, направленность которых часто противоречила друг другу, суть этой политики состояла в реализации на практике того, что экономисты позже назвали «магическим мышлением».
Это, - скажем так, - бытовое мышление людей, введенных в заблуждение ролью государства в экономике. Действительно, мы все постоянно слышим и читаем рассуждения политиков, которым мы доверили управление страной, в том числе, и по поводу экономики. Они всегда построены так (хотя бы потому, что по другому построены быть не могут), будто бы от воли этих людей и от их правильных решений зависит состояние дел в экономике. Поэтому из поля зрения всегда выпадает простая истина – государство ничего не производит. Государство только перераспределяет произведенное людьми.
Сложнейшие и постоянно меняющиеся связи, которые существуют в экономике, заменяются в нашем сознании простыми линейными зависимостями. Если растут цены, мы считаем, что их можно «понизить», если наступает безработица, мы считаем, что государство должно «увеличить занятость» и так далее. «Магическое мышление», в итоге, сводится к тому, что мы считаем, что деньги создаются не трудом людей, а по мановению волшебной палочки.
Такое представление лежало в основе «Новго курса», суть которого состояла в глубоко ошибочном мнении о том, что увеличение государственных расходов способно стимулировать экономику.
Эту ошибку легко проиллюстрировать таким примером. Когда вор грабит жителей города, а потом покупает на эти деньги товары в магазине, нельзя сказать, что он «стимулирует» хозяев магазина и через них – производителей товаров. Он просто перераспределяет средства. Точно так же поступает и государство, которое на деньги налогоплательщиков пытается «стимулировать» экономику.
Положительных результатов у такой политики просто не может быть. С этим, похоже, соглашался даже министр финансов Рузвельта Генри Моргентау. В своем дневнике он писал: «Мы попробовали тратить деньги. Мы тратим больше, чем когда бы то ни было, и результатов ноль... Мы не сдержали ни одного из своих обещаний... Наша администрация уже четыре года у власти, и безработица находится на том же уровне, что и в самом начале, плюс огромный долг!»
Стимулюс. Где взять деньги
Итак, для того, чтобы «стимулировать» экономику, государство где-то должно брать деньги. Для этого есть три пути. Первый – увеличение налогов. Во время «Нового курса» налоги росли постоянно, хотя, напомним, что это дело началось еше при Гувере. В 1932 году, за год до того, как Великая депрессия достигла дна, предельная ставка федерального подоходного налога для физических лиц была повышена с 23% до 63%, для юридических лиц - с 12% до 13,75%, а налог на недвижимость вырос вдвое. Закон о государственных доходах 1936 года увеличил предельную ставку индивидуального подоходного налога до 79%, а налога на нераспределенную прибыль корпораций - до 42%. Затем Рузвельт подписал закон о резком повышении налогов для граждан с высокими доходами и повысил на 5% налог на дивиденды корпораций. В 1934 году он добился еще одного повышения налогов. Фактически, в следующие 10 лет увеличение налогообложения стало излюбленной политикой Рузвельта, кульминацией которой было введение максимальной ставки подоходного налога в 90%
Второй путь - государственные займы. Это достаточно громоздкий инструмент для короткого описания, отметим лишь, что только за период 1933-1936 внутренний долг США увеличился на 73% (хотя, понятно, что не только займы были тому причиной).
Третий путь – увеличение денежной массы. В то время выпуск банкнотов США (то есть долларов)ограничивал золотой стандарт. Государство было обязано обменивать доллары на золото, что не позволяло ему печатать их в неограниченном количестве.
Рузвельт добился от Конгресса двух вещей – подконтрольности банковской системы ФРС и полномочий изымать золотые монеты у американских граждан и устанавливать фиксированную цену на золото.
В результате, цена на золото «выросла» административным путем на 75%, что позволило увеличить денежную массу и "обмануть" золотой стандарт. Все тот же министр финансов Моргентау вспоминает, как однажды утром, когда Рузвельт ел в постели яичницу, они решили изменить золотое содержание доллара. Оценив все варианты, Рузвельт остановился на повышении цены унции золота на 21 цент, потому что это было «счастливое число». Моргентау писал в своем дневнике: «Если бы какой-нибудь человек узнал, как мы установили золотое содержание доллара путем сочетания счастливых чисел, то, думаю, он был бы в шоке».
Стимулюс. Кому отдать деньги
Наиболее амбициозной и известной затеей Рузвельта в направлении «куда потратить деньги налогоплательщиков», были, конечно же, «общественные работы».
Первая версия этой программы называлась «Управление общественных работ» (CWA) и начала свою деятельность в 1933 году. Обращаясь к Конгрессу, Рузвельт уверял его, что программа просуществует недолго. «Федеральное правительство, - заявил президент, - должно прекратить заниматься пособиями, и непременно прекратит. Я совсем не хочу, чтобы жизненная энергия нашего народа и дальше ослаблялась раздачей денег, пайков, общественными работами по стрижке газонов, сбору листьев и бумажек в городских парках». Руководителем ведомства был назначен Гарри Хопкинс, который позже говорил: «У меня работает четыре миллиона человек, но, ради бога, не спрашивайте меня, чем они занимаются».
CWA нанимало актеров давать бесплатные представления и библиотекарей - каталогизировать архивы. Оно платило ученым за изучение истории английской булавки, поручило ста вашингтонским рабочим патрулировать улицы с воздушными шарами, чтобы не подпускать скворцов к общественным зданиям, и оплачивало труд по охоте на перекати-поле в ветреные дни.
CWA действительно просуществовала недолго, но вместо него тут же была создана другая временная программа помощи, которая к 1935 году превратилась в Управление развития общественных работ (WPA). Сегодня оно известно как та самая правительственная программа, которая породила понятие «boondoggle» (имитация полезной деятельности), поскольку «произвела» куда больше, чем те 77 000 мостов и 116 000 зданий, о которых любили упоминать ее поборники как о свидетельстве ее эффективности.
«У критиков были все основания расшифровывать WPA, как «We Piddle Around», то есть «слоняемся без дела». В Кентукки сотрудники WPA описали 350 способов приготовления шпината. Это ведомство приняло на работу 6000 «актеров», хотя в национальном профсоюзе актеров официально состояло лишь 4500 членов. Сотни сотрудников WPA занимались сбором пожертвований в избирательные фонды кандидатов от Демократической партии. В Теннеси сотрудников WPA увольняли, если они отказывались пожертвовать 2% зарплаты в пользу действующего губернатора. К 1941 году всего 59% бюджета WPA шло на оплату труда рабочих; остальное поглощала бюрократия и накладные расходы. Последние проекты WPA были отменены лишь в июле 1943 года»- пишет Лоуренс Рид.
«Еще одно направление экономической политики, проводившейся как гуверовской, так и рузвельтовской администрацией, заключалось в значительном увеличении расходов федерального бюджета на инфраструктурные проекты, особенно строительство ГЭС. Эти программы не приводили к сокращению совокупного объема производства, однако - с учетом мер, принимавшихся на других направлениях, - они не смогли стать инструментом, позволявшим эффективно сократить глубину и длительность Великой депрессии. В 1990-х годах правительство Японии инициировало еще более масштабную программу по развитию инфраструктуры, но и эта программа никак не повлияла на крайне слабый экономический рост в стране, темпы которого оставались неизменными целое десятилетие» - отмечает Уильям Нисканен.
Труд. Зарплата и безработица
Как мы помним, идея «Нового курса» состояла в том, чтобы «стимулировать» экономику дополнительными расходами. Помимо перераспределения через государственный бюджет, стимулирование должно было происходить и непосредственно через повышение расходов домохозяйств. Этой цели (помимо политических целей) служили законы, регулирующие трудовые отношения и заработную плату. Очевидно, неявным образом предполагалось, что рабочие склонны больше тратить и что у предпринимателей, которые платят им зарплату, есть «лишние» деньги, с которыми они не расстанутся добровольно, если их не вынудить к этому.
Принятый в 1931 году (еще при Гувере) закон Дэвиса-Бейкера предусматривал, что оплата труда рабочих, занятых в строительных проектах, финансируемых из федерального бюджета, не должна быть ниже ставок, принятых в данной местности для аналогичных работ. Годом позже вступил в действие закон Норриса-Лагардиа, согласно которому федеральные суды не должны были обеспечивать соблюдение «желтых» контрактов (в рамках которых прием на работу обусловливался обязательством не вступать в профсоюз), а также выносить запретительные постановления по любым трудовым конфликтам, если те не сопровождаются актами насилия. В 1935 году эти акты были дополнены законом Вагнера, гарантировавшим рабочим право на вступление в профсоюзы, коллективные переговоры и забастовки. Наконец, в 1938 году был принят закон о справедливых трудовых стандартах, устанавливавший минимальную зарплату на федеральном уровне. Все эти законодательные акты привели к повышению реальных издержек на оплату труда, особенно в промышленности, и во многом способствовали существенному повышению уровня безработицы в годы Великой депрессии.
«В 1935 году Рузвельт уговорил Конгресс создать систему социальной защиты (Social Security), а в 1938-м - впервые в истории страны ввести минимальный размер заработной платы. Хотя широкая общественность по сей день ставит эти меры ему в заслугу, у многих экономистов на это иная точка зрения. В результате принятия закона о минимальном размере заработной платы многие неопытные, молодые, неквалифицированные и социально незащищенные работники становятся не по карману работодателю. (По некоторым оценкам, положения о минимальной оплате труда, принятые в 1933 году в рамках еще одного закона, оставили без работы около 500 000 чернокожих.). А современные исследования и оценки показывают, что система соцзащиты превратилась в такой кошмар, что придется либо приватизировать ее, либо поднять до космических высот и без того высокие налоги, при помощи которых она поддерживается на плаву.» - пишет Лоуренс Рид
Цены
Напомню, что наиболее заметным проявлением финансового кризиса является дефляция – то есть «схлопывание» денежной массы. Дефляция выражается в падении цен.
Следуя «магическому сознанию», правительство Рузвельта приложило много усилий для того, чтобы запретить ценам падать. Однако эти усилия не только не помогли, но и привели к множеству побочных последствий.
Наиболее известными являются принятый в 1933 году Закон о восстановлении промышленности (National Industrial Recovery Act) и закон о регулировании сельского хозяйства (Agricultural Adjustment Act) 1933 года. По сути, эти законы устанавливали нижний ценовой «порог», не позволявший «расчистить завалы» на многих рынках товаров и рабочей силы в условиях снижения номинального спроса. Они стали одной из основных причин, по которым объем производства в стране сравнялся с уровнем 1929 года лишь в 1939-м, а безработица в конце 30-х по-прежнему составляла 17,2%.
По закону о регулировании сельского хозяйства (ААА) сельхозпроизводители были обложены новым налогом, а полученная прибыль пошла на проведение мероприятий по уничтожению ценных сельскохозяйственных культур и здорового скота. Советское телевидение очень любило показывать соответствующую хронику тех лет, которая должна была наглядно подтверждать идею о превосходстве социализма. Однако, нам почему-то не говорили, что происходящее творилось руками правительства, а не самих фермеров.
Под наблюдением федеральных агентов запахивались хлопковые, пшеничные и кукурузные поля. Резали здоровых коров, овец и свиней, а туши скидывали в ямы. Министр сельского хозяйства Генри Уоллес лично распорядился зарезать 6 миллионов поросят до того, как они вырастут до нормального размера. Кроме того, администрация впервые стала платить фермерам за то, чтобы они вообще не работали. Даже если хакон о регулировании сельского хозяйства и помог фермерам, сократив предложение и подняв цены, это было достигнуто за счет миллионов других людей, которым пришлось платить эти цены или сокращать свой рацион.
Второй закон - NRA является, пожалуй, самым радикальным аспектом «нового курса». Этот закон создал крупную бюрократическую структуру, названную Национальной администрацией по экономическому восстановлению (NRA). Она заставила объединиться в санкционированные государством картели большую часть промышленных предприятий. Кодексы, регулировавшие цены и условия продаж, вскоре так трансформировали значительную часть американской экономики, что она начала напоминать какую-то фашистскую структуру, а NRA финансировалась за счет налогов с тех самых предприятий, которые она контролировала. По оценкам некоторых экономистов, NRA повысила издержки на ведение бизнеса в среднем на 40% - вряд ли это было нужно для восстановления экономики, переживавшей депрессию.
Экономический эффект NRA был мощным и проявился немедленно. В течение пяти месяцев до принятия закона были очевидны признаки восстановления: число рабочих мест в промышленности и фонд заработной платы увеличились, соответственно, на 23 и 35%. Потом появилась NRA, сократившая рабочий день, повысившая в произвольном порядке зарплаты и создавшая новые издержки для предпринимательской деятельности. За шесть месяцев после вступления закона в силу промышленное производство сократилось на 25%. «Создание NRA не было мерой, направленной на возрождение экономики, - совсем наоборот, - пишет Бенджамин Андерсон. - За весь период NRA уровень промышленного производства не вернулся до тех отметок, на которых он был в июле 1933 года, до создания NRA». Всего было создано более пятисот кодексов NRA «по производству всевозможной продукции - от громоотводов до корсетов и бюстгальтеров - и охватывавших более 2 миллионов работодателей и 22 миллионов рабочих». Существовали кодексы о производстве средств для укрепления волос, поводков для собак и даже музыкальных комедий. Портной из Нью-Джерси по имени Джек Мэджид был арестован и посажен в тюрьму за то, что брал за утюжку комплекта одежды 35 центов вместо 40, как предписывал «Кодекс портного», введенный по инициативе NRA.
Регулирование цен проводилось и прямым образом. Так в 1936 году был принят закон, который запрещал сетевым магазинам предоставлять потребителям скидки на покупки в большом объеме. Дело продолжилось в 1937 году, когда производителям позволили устанавливать фиксированные розничные цены на свои брэнды и не разрешать сетевым магазинам продавать эти товары с большими скидками.
В 1938 году Рузвельт также утвердил Закон о гражданском воздухоплавании, давший федеральным властям полномочия по созданию картеля в области авиаперевозок. В течение 40 лет не было выдано ни одной лицензии на создание новых межрегиональных авиакомпаний, а потребители страдали от высоких фиксированных цен на билеты.
В том же году Рузвельт инициировал беспрецедентную антимонопольную кампанию, направленную против крупнейших работодателей страны. Министерство юстиции наняло около 300 юристов для подачи примерно 150 исков. Зачастую они подавались даже не против отдельных фирм, а против целых отраслей промышленности. Так, судебному преследованию подверглись отрасли, связанные с производством молочной продукции, нефти, табачных изделий, оборудования для обувной промышленности, автопокрышек, удобрений, фармацевтической продукции, товаров для школы, рекламных щитов, алкоголя, пишущих машинок, железнодорожными перевозками, страхованием от пожаров, а также киноиндустрия. Антимонопольный «крестовый поход», однако, провалился. Государство выиграло лишь немногие процессы, а разбирательство по некоторым искам затянулось до 13 лет. Эта рузвельтовская политика парализовала и без того охваченную депрессией экономику, затруднив предпринимателям расширение деловых операций и создание новых рабочих мест. Работа Дж. Уоррена Наттера и Генри Адлера Айнхорна «Монополизм в американской экономике», опубликованная в 1969 году, и несколько других исследований продемонстрировали, что в 30-е годы никаких признаков усиления монополизации рынков частными компаниями не наблюдалось. Весь «крестовый поход» был основан на иллюзорных предпосылках.
Регулирование предпринимательства
Наиболее известным аспектом регулирования предпринимательской деятельности явлется законодательство, запрещавшее банкам открывать филиалы в других штатах. Экономист Джим Пауэлл подчеркивает, что «почти все обанкротившиеся банки работали в тех штатах, где действовали законы о бесфилиальной системе» - эти законы запрещали банкам открывать филиалы и, тем самым, диверсифицировать свои портфели и снижать риски. «Хотя в Соединенных Штатах с их законами о бесфилиальной системе обанкротились тысячи банков, в Канаде, где банковские филиалы были разрешены, не произошло ни одного банкротства...»
Общее состояние дел емко характеризуют Томас Э. Холл и Дж. Дэвид Фергюсон в работе «Великая депрессия», вышедшей в 1998 году: «Направленное против бизнеса налоговое законодательство не могло не оказать негативного влияния на уровень занятости. Кроме того, в результате постоянных изменений законов о налогообложении (в 1932, 1934, 1935, 1936 годах) у делового сообщества возникло сильнейшее чувство неуверенности в завтрашнем дне. Поскольку принимаемые компаниями решения о дополнительных капиталовложениях чрезвычайно зависят от их способности планировать свою будущую деятельность, усиление неопределенности как правило ведет к сокращению инвестиций... их объем в соотношении с объемом производства находился на низком уровне». Добавлю, что эта картина нам весьма знакома – как в ситуации кризиса, так и без него.
Законы о ценных бумагах, принятые в рамках «нового курса», еще больше усугубили ситуацию с занятостью, затрудняя предпринимателям задачу привлечения капиталов. Закон о ценных бумагах 1933 года требовал от всех эмитентов таких бумаг предоставлять детальные финансовые отчеты. Лестер В. Чандлер, специалист по экономической истории из Принстонского университета, описывает последствия введения этих правил следующим образом: «Нормы регулирования в отношении выпуска ценных бумаг были весьма обременительны, особенно на первом этапе, пока юристы, финансисты и менеджеры к ним не привыкли, не поняли предусмотренных ими процедур и не выработали методику работы на этом направлении. Соблюдение новых норм было трудоемким и сопровождалось большими издержками. Кроме того, бизнесмены боялись административных и уголовных наказаний, под которые они неосознанно могли подпасть».
Первое эмпирическое исследование деятельности созданной в 1934 году Комиссии по ценным бумагам и биржам (КЦББ) провел будущий Нобелевский лауреат Джордж Дж. Стиглер. В своей работе он показал, что после начала деятельности КЦББ число компаний, привлекавших средства на фондовом рынке, уменьшилось, а доходность ценных бумаг, выпускавшихся в 1920-х годах (в ходе биржевого бума до создания КЦББ), была ненамного меньше, чем в 1950-х (в период первого со времен Великой депрессии экономического подъема). «Ньюдилеры» утверждали, что причиной Депрессии стали спекуляции и мошенничество на фондовом рынке. Однако в этом случае доходность акций в период перед созданием КЦББ должна была бы понизиться, а ее деятельность - привести к увеличению прибыльности. Проведенный экономистом Грэгом А. Джаррелом анализ данных по ценным бумагам промышленных компаний, выпущенным в 1926-1939 годах, подтверждает выводы Стиглера.
Все это, конечно же весьма затрудняло предпринимателям привлечение капиталов и найм работников.
Прыжки монетарной политики
При Гувере ФРС несколько раз поднимала учетную ставку, что сокращало денежную массу. Затем Рузвельт получил право административно устанавливать цену на золото, что увеличило денежную массу. Однако, уже после этого, в 1935 году Рузвельт подписал закон о банках, централизовавший управление сектором в руках ФРС. Аллен Х. Мелцер в своей «Истории Федеральной резервной системы» наглядно показывает, что семи возглавлявшим ее председателям постоянно приходилось иметь дело с противоречивой информацией, а сами они были не волшебниками, а лишь людьми, которым, естественно, свойственно ошибаться. Сосредоточение полномочий в руках ФРС означало, что их ошибки наносили ущерб не какому-то одному городу или региону, а всей стране.
В июле 1936 года ее руководство на 50% увеличило объем обязательных банковских резервов. 30 января 1937 года ФРС вновь повысила объем обязательных резервов - еще на 33,3%. Эти шаги привели к сокращению денежной массы, что стало одной из важнейших причин спада 1938 года - третьей по счету серьезнейшей рецессией после окончания Первой мировой войны. Реальный ВВП сократился на 18%, а промышленное производство - на 32%.
Сопротивление государственным институтам
Институты либерального государства не могли не реагировать на эксперименты Рузвельта, которые явно противоречили самой его сути. В 1935 и 1936 годах Верховный суд США признал неконституционными наиболее одиозные AAA и NRA.
В ответ Рузвельт попытался провести в судьи своих людей, выступив с оригинальной инициативой: разрешить президенту назначать по одному судье в дополнение к каждому действующему судье, который, достигнув 70-летнего возраста, не уходит в отставку. Если бы это предложение было принято, то Рузвельт мог бы назначить шесть новых судей, сочувствующих его взглядам, увеличив число судей с 9 до 15. В Конгрессе его план провалился, но позже, после выхода на пенсию ряда судей, выступавших против политики Рузвельта, суд начал послушно одобрять его решения.
Однако до того, как Конгресс отверг эту схему, опасения бизнеса перед тем, что суд, сочувственно относящийся к целям Рузвельта, начнет одобрять ранее отклоненные меры «нового курса», не позволили восстановить инвестиции и доверие.
Вторым ответом Рузвельта был закон Вагнера о трудовых отношениях. Этот закон вывел трудовые споры из юрисдикции судов и передал их в ведение нового федерального ведомства, Национального совета по трудовым отношениям, который стал прокурором, судьей и судом присяжных в одном лице. Симпатизировавшие профсоюзам члены Совета еще больше извратили этот закон, который и без того предоставил правовой иммунитет и привилегии профсоюзам. Тем самым США отказались от великого достижения западной цивилизации - равенства перед законом.
Социализм и война
Как гласит капиталистическая поговорка «когда закрываются границы для товаров, их открывают армии». Коллапс международной торговли, который наступил в результате действий Гувера, очевидно, полностью устраивал Рузвельта. Он единолично торпедировал Лондонскую экономическую конференцию 1933 года, которая созывалась в ответ на просьбу других крупных стран снизить тарифы и восстановить золотой стандарт.
Все это, разумеется, ухудшило состояние экономик партнеров США и, прежде всего, Германии, которая, к тому же, выплачивала огромные репарации по Версальскому договору. Трудно было оказать большую помощь «национал-социалистическому движению».
«Новый курс» стал одной из причин Второй мировой войны, а война, в свою очередь – стала концом «Нового курса». С началом боевых действий внимание правительства переключилось на войну, давление на бизнес ослабло. Кроме того, резко активизировалась торговля США со своими союзниками. Эти обстоятельства стали причной того, что Великая депрессия, поддерживая исключительно усилиями правительства, наконец-то закончилась.
Воно працює. Выводы
1. Напомним, что в рецессии конца 20-х не было ничего экстраординарного. Эта рецессия, как и все прочие, была вызвана кредитной экспансией банковской системы. Традиционную рецессию в глобальную катастрофу превратила политика правительства США.
2. Напомним также, что кредитная экспансия, регулярно приводящая к кризисам, тоже вызывается деятельностью государства, которое создает привилегии банкам, позволяя им работать с «частичным резервированием».
3. Таким образом, государство создает кризисы и оно же «борется» с кризисами, причиной которых является.
4. Как видим, мы живем в условиях огромного риска. Если государственная политика руководствуется ложными представлениями о реальности, цена ошибок государства в борьбе с последствиями собственной политики становится чересчур высокой.
5. Хорошей иллюстрацией предыдущего тезиса является предшествовавший Великой Депрессии кризис 20-го года, который имел те же традиционные параметры, закончился всего за полтора года и не имел таких разрушительных последствий.
6. Этот кризис был преодолен государственной политикой президента Уоррена Дж. Гардинга. Лозунгом Гардинга было «меньше государства, больше бизнеса».
7. Политика Рузвельта была основана на идее делать то, что понимают и на что легко реагируют избиратели. Рузвельта, наверное, можно считать первым последовательным популистом, а его президентство – первым масштабным опытом такой политики.
8. Общим местом всех популистов является борьба со следствиями, а не причинами социальных явлений, создание бурной деятельности, направленной на непосредственное устранение этих следствий.
9. Как видим, в условиях кризиса разрушительная сила популизма многократно усиливается